"Разве то поколение было более грешным, чем последующие?.. Разве весь народ был испорченным, разве не было праведников в Иерусалиме - ни единого, кто мог бы остановить Божий гнев?.. Нет, его разрушение было предопределено; напрасно осажденный город в тоске искал спасения: вражеская армия сокрушила его, охватив со всех сторон мощным кольцом; и небеса не разверзлись и не послали никакого ангела, кроме ангела смерти... Значит ли это, что праведные должны страдать вместе с неправедными? Что нам на это ответить? Должны ли мы сказать: "С тех пор минуло уже почти две тысячи лет; подобного ужаса мир никогда не видел прежде и не увидит в будущем; мы благодарны Богу за то, что живем в мире и безопасности, за то, что крики тоски тех дней почти не достигают нашего слуха..." Можно ли вообразить что-либо более трусливое и безнадежное, чем такие слова? И разве можно объяснить необъяснимое тем, что это случилось только однажды в истории? И не то ли не-объяснимо, что это вообще случилось? И разве тот факт, что это вообще случилось, не может сделать необъяснимым все, даже самые объяснимые события? - Выдел. Э. Л. Фахенхаймом.
Мы приводим здесь эту цитату из Кьеркегора, потому что, когда речь идет о христианстве перед лицом Голокауста, этот текст оказывается в самом центре нашей темы. Достаточно даже этого отрывка, чтобы сразу же заподозрить, что христианство, подобно философии, в результате Голокауста дало трещину и ему нужен "тиккун" (Тиккун" на иврите значит "поправка, исправление". Это слово стало одним из ключевых в учении Ицхака Лурии, еврейского мистика XVI в., создавшего один из вариантов каббалы, мистической еврейской теософии. В центре учения И. Лурии находится идея "ломки сосудов" - самоотчуждения Бога в мир - и предстоящего "исправления" ("тиккун"), под которым понимается восстановление целостности божественного бытия и возвращение мира к Богу, т. е. в первоначальное совершенное состояние.). Кьеркегор - несомненно, величайший, самый смелый и бескомпромиссный христианский философ современности - дал неожиданно неубедительный, даже для его времени, ответ на собственный смелый вопрос: человек всегда виновен перед Богом, и эта мысль назидательна и укрепляет нас в вере.
Это неубедительный ответ, когда речь идет о разрушении Иерусалима в 70 г. н. э., а в отношении Голокауста - оскорбительный для человека и не возвеличивающий Бога. Неужели дети были виновны перед Богом? А их матери? А доходяги! Разве мы виновны, когда плачем, протестуем, обвиняем от их имени? Разве может "укреплять нас в вере" какое бы то ни было соотнесение с Богом этих стонов, предсмертных хрипов и не менее страшной тишины? Несомненно, даже христианская Радостная Весть о том, что Бог спасает во Христе, перечеркивается этой вестью-ответом. С самого начала необходимо подчеркнуть, что я вовсе не собираюсь возобновлять здесь извечный еврейско-христианский спор об искуплении. Этот спор, который в течение двух тысячелетий оставался бесплодным, после Голокауста может опуститься до непристойности, если дело дойдет до сравнения разных страданий и если сам Голокауст станет предметом теологической дискуссии. Вместо того чтобы возобновлять этот или любой другой еврейско-христианский спор, я попытаюсь проникнуть в самопонимание христианства, дабы помочь ему взглянуть в лицо Голокаусту. Это должно служить более широкой цели - обновлению (исправлению) еврейско-христианского диалога. Я намеренно говорю об обновлении и исправлении.
Я начал эту книгу с философии Франца Розенцвайга, который, оставаясь в рамках иудаизма и в то же время встав над ним, смог впервые в истории еврейской мысли признать христианский Союз с Богом с еврейской точки зрения. Затем я постарался показать, что в послеконстантиновский, послегегелевский период возникает потребность в диалогической открытости, причем для евреев - независимо от исхода - диалог с христианством приобретает центральное значение, так как позволяет подойти к современной интерпретации Откровения, что существенно для обеих религий. Теперь, когда мы оказались в жестких рамках "ситуации после Голокауста", эти высокие цели стали недостижимыми; прежде нужно решить труднейшую задачу: сузить пропасть между "арийцами" и "неарийцами", т.е. между большинством христиан и всеми евреями, пропасть, созданную и узаконенную в 1933 г. и ставшую чудовищной реальностью в эпоху господства Антихриста в христианской Европе.
И говорить, что это случилось "только однажды" и "давно", было бы "трусливо и безнадежно", даже если бы простое обращение к газетам (например, сообщение о сессии ООН) не подтверждало фальшивость этих слов. Мы горячо молимся о конце Голокауста и о том, чтобы он случился "только однажды". Но антисемитизм в СССР, нацисты, живущие на свободе в Аргентине, снижение рождаемости среди евреев и изоляция Израиля - все это сурово свидетельствует о том, что последствия Голокауста все еще сохраняются.
Автор: Эмиль Факенхайм Перевод: О.В. Боровой Издатель: Москва - Наука - Восточная Литература