Здесь я подхожу к концу своих рассуждений. Как было сказано в самом начале, это размышления не тайного (или почти) христианина и вообще не христианина, а еврея (Однако они были бы невозможны, если бы у меня не было друзей-христиан, которые никогда меня не оставляли. Я уже говорил об Адольфе Лёрхере. Я должен назвать также Эрнста Тиллиха, дружба с которым поддерживала меня в течение трех месяцев моего заключения в Заксенхаузене. (Мы, евреи, оказались там по причине нашей "расы". Он же был там, потому что таков был его выбор: он стал противником нацизма как христианин.) Наконец, я должен сказать об Элис и Рое Экардт и Франклине Литтеле, которые за долгие годы дружбы и совместной работы убедили меня в том, что со стороны еврея "снисходительность" к христианам - это вовсе не поддержка и не проявление любви, а предательство. Помимо моих друзей-христиан я хочу назвать еще нескольких христианских теологов.
В письме ко мне от 20 апреля 1979 г. Эберхард Бетге говорит, что Дитрих Бонхёффер "принадлежит к тем, кто сделал возможным существование христиан-ской теологии после Голокауста", несмотря на то что "ожидать такой теологии от него невозможно". Я тоже так думаю. Среди пионеров в этой области, несомненно, выделяется Райнхольд Нибур. который занимал совершенно особое место в теологии и которого нам сейчас очень не хватает.
Здесь следует сказать, что сейчас некоторые христианские теологи восприняли эту проблематику и начали над ней рабо-тать. Иоганн Баптист Мец пишет, что Освенцим стал "апофеозом зла"; что "всякий, кто хотел бы здесь что-то понять, не понял бы ничего"; что "всякая христианская теодицея" перед лицом Освенцима есть "богохульство"; что "первейший христианский долг" - "...наконец-то хоть раз послушать", что говорят сами евреи, потому что "жертвам вступать в диалог не предлагают". И все это представляется Мецу как теологической, так и человеческой необходимостью, потому что "все надлежит измерять Освенцимом"). В заключение необходимо сказать о двух теологах, которые - каждый по-своему - подготовили пути развития христианской мысли после Голокауста. Франклин Литтелл, поначалу в одиночку, попытался сделать Голокауст темой христианской теологии. Рой Экардт затронул такие сферы теологии, которых до него, насколько мне известно, не касался ни один христианский мыслитель.).
Кроме того, как тоже было сказано вначале (но необходимо повторить это вновь), Голокауст ни в коем случае не может быть использован для какого бы то ни было еврейско-христианского спора, в том числе для спора об искуплении. Ирвинг Гринберг считает, что иудаизм и христианство - в равной мере религии искупления и что Голокауст стал для них обеих исчерпывающим "контраргументом". Чтобы отдалившиеся друг от друга братья - еврейство и христианство - смогли сузить, а потом и уничтожить пропасть, которая существовала между ними много веков, но с 1933 г. превратилась в бездну, им лучше всего для начала объединиться в общей скорби, которой отмечено наше время и которая принадлежит теперь всему человечеству. Примо Леви пишет: "Если бы можно было всю боль нашего времени вместить в один образ, я выбрал бы тот, что так хорошо мне знаком: изможденный человек с опущенной головой и сгорбленной спиной, на лице и в глазах которого не найти и тени мысли .
Автор: Эмиль Факенхайм Перевод: О.В. Боровой Издатель: Москва - Наука - Восточная Литература